— Га-га-ганс, — ответил паренек, который боялся нас немножко меньше, чем Шнайдера и троллей.
— Гагаганс? У тебя гусей в роду не было?
— Не-не-не знаю….
— Держи копье, иди за нами. Бегать хорошо умеешь?
— Д-д-д-д-да.
— А я плохо. И на дерево не залезу. Если мы найдем тролля, и он побежит на нас, встаем плечом к плечу и выставляем копья. Если струсишь и убежишь, тебе конец, догоним и зарежем.
— Вы же не умеете бегать.
— Он умеет, — я указал на Альбрехта, — догонит и зарежет.
— Мамочки… — на глазах Гагаганса заблестели слезы.
— Чтоб тебя вспучило! Есть у вас хоть кто-то посмелее?
— Есть, но он не побежит, его позавчера высекли, он еле ходит.
— Не понял. Смелее тебя есть один человек?
— Вроде да. Я же не трус, я пошел в страшный лес с двумя разбойниками охотиться на тролля.
Мы с Альбрехтом переглянулись, и он немножко нас всех ободрил. Как потом оказалось, зря.
— Знаешь, Якоб, если они тут все такие овцы, а Шнайдер не разбирается в следах, то наверняка они все преувеличили, и тролль на самом деле один, маленький и без оружия.
На этой жизнерадостной ноте мы бодро подхватили копья и пошли по следу от того места, где нашли убитого Вилли.
Дождей давно не было, и следы на сухой почве читались с трудом. Заметнее были яркие отметки содранной коры, когда небрежный тролль задевал плечами деревья. Рыцарю следовало бы иногда прореживать лес, но он, похоже, сдвинулся на борьбе с браконьерами, и крестьян не пускал туда даже за хворостом. Поэтому все тропинки, по которым мы блуждали вчера, были звериные и вели куда угодно, но не к жилью и дорогам.
В подтверждение своей версии, Альбрехт обратил наше внимание на высоту отметок на деревьях. Уровень плеча человека или чуть ниже. Никакой не сказочный великан.
Кроме этого, нам постоянно попадались оборванные кусты и один раз здоровенная куча помета. В помете было много непереваренной зелени.
— Судя по зелени, тролль не людоед, а травоядный, — предположил я.
— С другой стороны, если зелень не переварилась, значит, она ему не по нраву, — пожал плечами Альбрехт.
— То есть, мы выслеживаем голодного людоеда? — предположил Гагаганс, втягивая голову в плечи.
— Хотя, если он кладет такие кучи, то брюхо у него должно быть больше, чем у коровы, — продолжил я. — С таким пузом, он если и умеет бегать, то недалеко.
Мы догнали тролля задолго до полудня. Он спрятался в зарослях на склоне холма и издавал звуки, как будто пожирает какую-то мягкую еду с большим удовольствием и чавканием.
— Ну все, Гагаганс, мы его нашли. Беги в деревню, а мы тут посидим.
— А если это не он? Шнайдер с меня шкуру спустит. Если это… кабан?
— Я в эти заросли не полезу. Тут надо подойти вплотную, чтобы что-то увидеть. Давай обойдем по кругу, может быть, будет просвет.
Мы пошли по кругу, поднимаясь на холм и держа копья наготове. Я впереди, Альбрехт в трех шагах сзади, Гагаганс еще дальше. Вдруг жующие звуки прекратились. Я замер и поднял руку, намекая на опасность. Альбрехт понял правильно и не шевелился.
— Эй, а что там? — спросил Гагаганс, отступая назад.
В просвете кустов показалось что-то серое. Похоже, это была голова чудовища, потому что на ней росли уши. Больше ничего видно не было, только серая макушка и два высоких уха наподобие лошадиных. Уши поворачивались сами по себе, одно вперед, другое назад. Я повернул голову к Альбрехту и прижал палец к губам. Он еле заметно кивнул.
— Что там? — переспросил бестолковый Гагаганс, отступая еще дальше.
— Пфафф! — фыркнуло чудовище в зарослях и рванулось в сторону Гагаганса.
— Ма-а-а-ама-а-а-а-а!!!! — заорал Гагаганс, бросил копье и побежал.
Я рухнул на землю и спрятался за кустом. Альбрехт шмыгнул за толстое дерево.
Бум-бум-бум-бум-бум — тролль вырвался из кустарника и побежал за дезертиром по склону холма. С моего места не было видно ни преследователя, ни жертвы до последнего момента. Который наступил очень скоро.
Душераздирающий крик, глухой удар, и я вижу, как тело несчастного взлетает в воздух, а за ним вьются кишки, выпущенные из разорванного живота.
Я встал и подобрал копье. Альбрехт вышел из-за дерева.
— Идем, — скомандовал я, направляя копье вперед. — Или он вернется, чтобы убить нас, или мы застанем его за едой.
Альбрехт побледнел, но не струсил и двинулся за мной, прикрывая левый бок. Гагаганс, по-видимому, пришел в себя и застонал. Теперь уходить было нельзя, не могли же мы бросить раненого.
Шаг за шагом, мы спустились со склона и увидели задницу чудовища. Все остальное было скрыто пышными ветвями деревьев. Зад у топотуна был широченный, шире, чем мои плечи. Ноги-бревна, неожиданно тонкие и короткие, заканчивались копытами. Шерсти у него не было, одежды тоже. Между ягодиц болтался хвостик с кисточкой.
— Середина зада на высоте четырех футов, — шепотом сказал Альбрехт, — значит, полный рост восемь.
— Не может быть, — возразил я, — Я бы тогда видел его. Может быть, он горбатый?
— Или бегает согнувшись. Неважно. Целим с разбега на полтора фута над задом. Там должны быть почки. Ниже тазовый сустав, выше ребра.
Я кивнул и перехватил копье. Все-таки, не зря художники анатомию учат.
Мы выставили копья, разбежались и молча, без боевого клича, атаковали спину чудовища.
И промахнулись. Копья пронзили листву, а мы с разбега врезались в необхватный зад.
Задев плечом бедро зверя, я с разбега проскочил вперед и обнаружил, что никакой это не двуногий тролль, а четвероногая скотина, причем очень длинная и толстая, похожая на здоровенную свинью, у которой спина прогибается как у коровы. «Всего-то кабан-переросток или бык-переросток, — подумал я. — Никакое это не сказочное чудовище и даже не хищник». Вот все, вроде бы, и объяснилось. Вепрь-секач или матерый бык-производитель запросто могут как растоптать человека, так и проткнуть ему живот. У трусливых местных крестьян шансов не было, но против двух копейщиков что кабан, что бык — просто жаркое на ножках.