Скажу, что упал с моста - Страница 7

Я честно признался, что стрелять из арбалета не умею, и учиться уже не буду, на что Альбрехт удивился и сказал, что уж из этих-то великолепных арбалетов любой человек попадет куда целится, если только у него зрение в порядке и руки не дрожат. Я посмотрел на свои руки и сказал, что после натягивания этой адской баллисты руки будут дрожать хоть у самого Самсона. Альбрехт предложил мне ограничиться заряжанием, а он с Божьей помощью не промажет.

И мы пошли. Взяли оба арбалета, полный колчан болтов, «козью ногу», а все остальное оставили, потому что и так тяжело.

На полпути мы встретили волков.

Надо полагать, волкам очень не нравилось присутствие на их территории носорога. Может быть, его запах оскорблял их деликатный нюх. Может быть, он кому-то из волков на ногу наступил и не извинился.

Будь мы охотники, мы бы заметили волков раньше. Но мы не увидели их до тех пор, пока волки не подумали, что мы только притворяемся, что их не видим, и сами не встали из травы.

Альбрехт выстрелил в самого большого. Да, арбалет был хорош. Болт попал волку в грудь, вошел почти на всю длину вместе с оперением и вмял грудину так, что волка чуть наизнанку не вывернуло.

— Заряжай! — Альбрехт бросил арбалет на землю, выхватил из моих рук второй и выстрелил навскидку в другого волка.

Снова попал. В бок под большим углом. Волка пробило насквозь и сложило пополам.

Зарядить я не успел. Третий волк, непонятно откуда взявшийся, прыгнул на меня. Я подставил ему под зубы «козью ногу», перехватил зверя правой рукой за шкирку и вздернул вверх. Я уже тогда мог поднять одной рукой за шею человека, а волк все-таки легче. Левой рукой я выхватил кинжал и несколько раз воткнул его волку в шею. Кинжал, снятый с французского рыцаря после Грансона, тот самый. Клинок длиннее половины локтя, четыре грани, заточен с обеих сторон, острие, которым можно пробить кирасу. Я его никогда не использовал для мирской работы, сберегал для врагов, а врагов у скромного булочника немного.

Альбрехт уже бросил второй арбалет и отмахивался мечом от двух волков, причем одному располосовал морду до полной неузнаваемости. Я выпустил дохлого волка и правой рукой достал корд. Волки обступили нас полукругом и злобно рычали. Наверное, обсуждали план Б.

— Беда, — сказал Альбрехт, оглядываясь.

Ниже по течению ручья на наш берег выбрался носорог, сверху серый, снизу грязный. Похоже, зрение у него было не очень, потому что он проигнорировал нас с волками и неспешно двинулся объедать вкусный куст.

«Главное, чтобы тебя окружали хорошие люди», — говорила мне бабушка. Я вспоминал эти слова каждый раз, когда попадал в осаду, бросал со стен дерьмо и вместо вкусных булок готовил суп из дохлых лошадей и собак с гнилыми бобами, которыми побрезговали эти лошади. А еще я вспоминал этот день на берегу ручья и думал, что бабушка была немного не права. Когда тебя окружают люди, это уже хорошо, потому что когда тебя окружают волки и носороги, это такое огорчение, что плакать хочется.

— Носорог дурак! — крикнул Альбрехт.

— Ты чего? — удивился я.

— У него слух хороший, он прибежит и разгонит волков, а мы сможем добежать до ручья. Они ничего не сделают нам в воде, — скороговоркой ответил он.

— Носорог косорылая свинья! — крикнул я, не отводя взгляда от волков.

— Носорог толстозадый трус!

— Носорог шлюхин сын!

— Rhinoceros est sordidus spurius infirmos fluxus!

Последнее носорогу особенно не понравилось, он вылез из куста и пошел посмотреть, кто его так нехорошо ругает. Волки зарычали.

Носорог, похоже, узнал нас, злобно фыркнул и перешел на бег. Волки расступились, при этом двое оказались между нами и ручьем. Альбрехт схватил арбалет и бросился к воде. Я рванул за ним, яростно крича и размахивая кордом, чтобы напугать волков.

Один волк действительно испугался, поджал хвост и сбежал с дороги. Второй все-таки прыгнул на меня, целясь в горло и проскочив между кордом и кинжалом. Я повалился на спину, выпустил оружие и схватил волка двумя руками за шею под челюстью. Альбрехт с разбега влетел в ручей выше, чем по колено и обернулся, не увидев меня рядом.

— Берегись! — крикнул Альбрехт.

Я спиной почувствовал дрожь земли и краем глаза увидел наставленный на меня рог. Волк тоже повернул голову, взвизгнул, уперся в меня лапами и попытался вырваться. Я бы его с удовольствием отпустил, но не успел.

Страшный удар рогом пробил волка насквозь, я все-таки не отпустил его, поэтому меня подняло с земли и потащило по грязи. Хорошо, что не отпустил, а то бы лежать мне под ногами у носорога.

Слава Богу, что волк уронил меня у кромки воды. Носорог вбежал в ручей, почувствовал под ногами грязь, из которой он только что с трудом выбрался, и остановился. Я разжал руки, задержал дыхание и упал в воду.

Как я уже говорил, да тут и нарисовано, глаза у носорога посажены низко. Поэтому, если какая-то гадость висит на роге, ему закрывает обзор. Носорог здраво рассудил, что волчья туша на носу ему не нужна, и пошел на берег, чтобы ее обо что-нибудь счистить.

Я вынырнул. Бледный Альбрехт, по-видимому, уже молился за упокой моей души.

— Живой! И не обосрался! — искренне удивился он. — Натягивай быстрее! — и протянул мне арбалет.

Я снял с пояса «козью ногу», зацепил за тетиву и упоры и двинулся к берегу, чтобы взвести арбалет, наступив ногой в стремя, и не замочить тетиву. У кромки воды лежали мои кинжал и корд. Я сунул их обратно в ножны и поставил стремя на более-менее твердое место.